Воздаяние
(сновидение)
Был день ничуть не отличавшийся от своих собратьев. Такое же медное солнце, едва греющее землю, глубокий чистый небосвод и целый муравейник каменных домов на тусклом фоне чахлых деревьев, позабывших, что такое лес и трава.
Я одиноко прогуливался среди громоздких, отливающих тяжестью дней, кварталов. Вокруг толпились, ругались, торопились прохожие куда-то по зову своей суеты.
«Когда в кармане ни копейки, очень хочется курить», - бормотал я себе под нос то ли скороговорку, то ли магическое заклинание великому и ужасному Никотину. Но суть была в том, что этот день как обычно рождался, протекал и заканчивался совершенно бездарно, - камень, упавший в воду, но не оставивший кругов на зеркальной поверхности равнодушных вод.
Рядом сновали подобно загнанным крысам намалеванные и заплеванные дорожной грязью машины. Мне казалось, что они существуют в другом, более скоростном измерении нежели я. Но это доказывало одну простую истину, что мы тут совершенно ни при чем.
И когда из колеи движущихся машин одна внезапно вынырнула и остановилась около меня, то это нисколько не тронуло мое упадническое равнодушие. « Колеса черные, машина красная, колеса толстые, - машина страстная», - вертелось в голове.
– Молодой человек, можно мне попросить вас об одной услуге? - долетел до моих ушей мягкий, с легкой хрипотцой, женский голос.
– Да, конечно… По правде говоря мне скучновато слоняться по улице без дела, - ответил я и обернулся к той, что меня окликнула.
Нежная вуаль бездонных глаз, резко очерченные арки бровей, мягкие чувственные губы лучились спелостью и вкусом к тонким наслаждениям жизни. Золотой шелк белокурых прядей бурно изливался на хрупкие плечи, обрамляя алый атлас вечернего платья, что скрывало (или обнажало?) точеный изгиб молодого тела. Но одновременно цветущая, бросающаяся красота женщины была слишком правильной, стандартной, картонной. Она словно пыталась скрыть зияющую пустоту своего внутреннего человеческого естества.
« На кой я ей понадобился ?» - подумалось мне, - если бы ей нужен был ухажер, то она могла бы найти себе более достойное общество» не то чтобы я был толст и уродлив, но мне казалось, что от моей фигуры скучающего потенциального дегенерата исходило немного обаяния. Но так как я в чем - то понадобился, то это делает жизнь чуть интересней. Тем более я давно уже не катался на шикарной иномарке красного цвета подстать обольстительной даме. Точнее, вообще, не ездил. Но это касается только меня, а это меня нисколько не беспокоит.
– Что я должен сделать ? - спросил я.
– Мне хотелось, чтобы вы провели в моем обществе некоторое время и присмотрели за машиной
пока я делаю покупки. Знаете ли, сейчас так много краж.
– Ваша идея мне нравится, - вообще-то я был в шоке, - я не против!
Конечно, легко уловимая странность в желаниях дамы в красном все же присутствовала. Но какой дурак откажется прокатиться на шикарной тачке с прекрасной женщиной, у которой пусть может быть и не все дома?
– Садитесь в машину, - сказала она.
Уговаривать меня долго не пришлось, и мгновение спустя я уже устроился на мягком уютном сидении. Внутреннее убранство иномарки соответствовало духу крутизны нового русского с дикой растопыренностью гутаперчивых пальцев. И, конечно же, итоговыми причиндалами постиндустриального общества в машине являлись компьютер и сотовый телефон.
Но, откровенно говоря, меня привлекли не вещи, а живой человек, непринужденно расположившийся на заднем сидении.
– Зачем я вам, когда у вас есть уже телохранитель? - недоуменно спросил я даму в красном.
– О, это не телохранитель, а просто мой друг, которого я подвезла.
С этими словами она обернулась к попутчику и повелительным тоном сказала:
– Выходи.
Мужчина усмехнулся, и перед тем как раствориться среди уличной толпы, бросил мне в лицо короткую недобрую фразу:
- Погоди, мы еще с тобой встретимся!
В это время машина рванулась с места в карьер, обнажая темперамент своей хозяйки.
Любопытство звенело в голове с назойливостью нудно зудящего комара, но показать свой интерес было бы малодушием.
- Итак, куда мы направляемся? - в свой вопрос я вложил максимум равнодушия.
- По магазинам купить некоторые тряпки, - ответила она с легкой раздраженностью.
Я лихорадочно пытался завязать узелок разговора.
- Меня зовут Алексей.
- Очень приятно, - усмехнулась дама.
«Что ж, она решила остаться прекрасной незнакомкой. Какая гнилая романтика, - раздраженно вились мысли в своей бессильной никчемности.
Между тем дама в красном подрулила к серому обшарпанному зданию и , промолвив:»Жди», скрылась за дверями. Я остался в машине, предоставленный собственному одиночеству, с неутоленным любопытством и возрастающим разочарованием и тающей надеждой на интимную приятность неожиданного знакомства.
Через полчаса она вновь появилась на горизонте. Сев в машину,она неторопливо завела мотор.
- А где же ваши покупки, милая сударыня? - стал вопрошать я.
- В этом магазине мне ничего не понравилось. Но после того, как мы с тобой съездим в одно место, я буду абсолютно свободна.
Эта ничтожная нота приязни, не скрою, воодушевила меня.
- Так чего же мы ждем ? Поехали ! - воскликнул я.
- Едем, - согласилась она с таким чувством, словно на что - то решившись. Такая решимость появляется у женщины после того, как она узнает об изменах своего возлюбленного и в страсти безумства ищет подходящего момента для мести.
Машина словно летела, - за окном мелькали веретеницы улиц, зданий и магазинов. Мне было как никогда хорошо, ибо легкомыслие по своей сути приятная особа. Я с интересом рассматривал свою спутницу и чувствовал как дрожат в напряжении ее тонкие изящные пальцы. Меня нисколько не тревожило, куда мы едем. С такой женщиной - хоть в преисподнюю, хоть на край света. Я перестал обращать внимание на улицы и углубился в себя.
Между тем через некоторое время во мне стало расти давящее ощущение опасности и томящей душу пустоты. Чем дальше мы ехали, тем больше улицы теряли свой лоск, подобно листку белоснежной бумаги, сжимающейся перед ненасытной свирепостью всепоглощающего огня. Картонные дома сгинули в пепле, - мы выезжали в древние чащобы и развалины средневекового городка.
Дорога сузилась так сильно, что уже едва вмещала нашу машину.
- Такое ощущение, словно мы у черта на куличках, - невольно пробормотал я.
Дама странно усмехнулась, но ничего не сказала.
Внезапно мы въехали в какой-то туннель, который был освещен ярким переливающимся пурпурным светом. Вокруг мчащейся машины все угрожающе нависали тяжелые своды. На алых светящихся цвета вулканической лавы стенах висели иконы с черными, закопчеными временем, ликами невиданных святых.
- Где мы? Зачем все это? Кто ты , женщина ! - вскричал я.
- Это уже не имеет никакого значения, - ее жесткая усмешка натянула мои нервы как звенящие струны.
Я чувствовал плотную, почти осязаемую синеву страха и интереса.
Между тем дама сбросила скорость, и мы ехали чуть быстрее пешехода.
Лики на иконах переливались сумеречным светом свечей, вспыхнувших во славу их героических подвижничеств. Но их святость облекалась в мистифицирующие мрачные блики, их святость пылала жестокостью.
Вдруг из-за угла показалась нестройная толпа чернецов. Их лица скрывали капюшоны, в сумерках которых зияла чернота. Костлявая рука осенила нашу машину крестом, то ли благословляя, то ли проклиная нас. За монахами барахтались в грязи, не видящие света дети. Увидев нас, они шарахались по сторонам словно курицы, и, плача, указывали своими пальчиками на наш путь.
Зрелище было не из приятных и, возможно, все это вкупе рассеяло внимание моей спутницы, - мы едва не сбили древнюю старуху. На ее вопли стали собираться такие же ветхие существа. Они молча провожали нас злыми, проклинающими взглядами. Зияющую тишину разорвал треск лопнувшего заднего стекла иномарки, - подобно томагавку, в горсти осколков, в сиденье впился тяжелый свинцовый крест с разбитым ликом распятого на нем Богочеловека.
Машина рванулась вперед и, смяв пару человекообразных в черных одеяниях, вылетела из туннеля. Мы оказались на вполне средневековом базаре, где нищие торговали своей нищетой.
- Поехали обратно, откуда ты меня забрала! - рявкнул я своей спутнице.
Женщина засмеялась, и в то же мгновение я оказался среди толчеи менял и снующих голодранцев. Пахло фруктовой гнилью и рыбой не первой свежести. Человеческий сброд все дальше и дальше в хаотической мешанине уводил меня от уже порядочно изуродованной иномарки. Миг, - машина и моя прекрасная спутница исчезли. Я почувствовал, как на меня зыбкими волнами накатывается страх, одиночество и растерянность. Я взревел от злости и начал молотить кулаками беснующуюся толпу. Задыхаясь, я вылез из давки и выполз на более или менее просторное место.
- Увезла черт знает, куда и кинула, - обозлено переваривал я сложившуюся ситуацию.
- Где тут ближайшая остановка на автобус? - выкрикнул я толстой грязной торговке, стоявшей у корзины с подгнившими яблоками. Та шарахнулась, как от нечистой силы, и, осенив себя крестным знамением, завопила: «Черт, черт!»
- Да заткнись ты, зажравшаяся дегенератка, - простонал я и отправился восвояси.
День близился к концу, не предвещая ничего хорошего. Озабоченный, я присел на разбитый ящик, пытаясь осознать, куда попал. Сомневаться не приходилось: эта местность со своими проселками и лесными дорогами не знала цивилизации. Как, впрочем, и в том, что из этой Тмутаракани мне придется выбираться с помощью своих двоих и дурной головы.
В это время ко мне подошел человек, которого я где-то видел, но убей Бог, не вспомнил где.
- Привет, - что- либо более путное мне не пришло на ум.
- А, здравствуй. Как ты тут оказался? - спросил он.
- Беспутство привело. Как отсюда выбраться в центр города?
- Мы и так в центре, на базаре, - усмехнулся незнакомец, - меня зовут Симеон. Я вижу, тебе нужна помощь.
- Да, поесть бы не помешало, - с деловитой наглостью согласился я.
- Пойдем в таверну, - я угощаю, - засмеялся Симеон.
Вообще, трактир, куда привел меня неожиданный знакомый, представлял собой только три засаленных дубовых стола. За ними сидело пару коренастых мужиков, распивавших, по - видимому, нечто крепче чая.
- Пошли, - удивленно - воодушевленно буркнул я, - интересный вид у этого летнего кафе.
- Любите же вы, иноземцы, непонятными словами кидаться, - ухмыльнулся Симеон.
- Меня зовут Алексей, - сказал я.
- Знаю, - кривая ухмылка приятеля стала еще шире, - не помнишь меня? Ты на что-то обозлился, - я ушел, сказав, что мы с тобой еще встретимся.
- Чудики вы все, ничего я не помню, - удивленно пожал плечами я, - уж, извини, пожалуйста.
«Хороший малый, - подумалось мне, - и вдвоем куда легче освоиться в этой чертовой местности».
Мы уселись за дубовый стол. Еда, принесенная хозяином таверны, оказалась на редкость вкусной. Выпив кружку эля, я начал приходить в себя.
- Какие у тебя планы на вечер? - спросил Симеон.
- Побыстрее сгинуть из этого болота, - ответил я.
- О, это долгий путь. Нам придется идти лесом.
- Неважно, ибо вся наша жизнь - движение, - прошамкал я с набитым ртом.
- Что ж, нам с тобой по пути, - улыбнулся Симеон.
- Замечательно! Хорошо найти доброго человека на пути! - обрадовался я.
В это время к нашему столу подсел странный человек. Он почему-то грустно посмотрел на нас, и предложил свое общество. Я с радостью согласился, но краем глаза заметил, что Симеону новый собеседник пришелся не по вкусу. Более того, он был чем-то встревожен и раздражен.
- Как тебя зовут, приятель? - спросил я грустящего незнакомца.
- Симон Мытарь…
- Из налоговой инспекции что ли? - пожал плечами я, - денег у меня нет, поэтому знакомство с тобой нам не помешает, верно, Симеон?
Тот взглянул исподлобья и неохотно кивнул.
- Бывший мытарь… Сейчас я странствую по миру с проповедью Христовой, - тихо пояснил Симон.
- Вот чудеса! Сменил, значит, налоговую инспекцию на небесную канцелярию! - ухмыльнулся вконец захмелевший я.
Симон нахмурился, но ничего не сказал.
- Не обижайся, мытарь, не со зла я это. Ты говоришь, что путник? Пойдем с нами, а? Заодно что-нибудь расскажешь из чудес, что тебе удалось узреть.
- Идем, - как-то очень легко согласился Симон, - а далеко мы идем?
- Куда ведут глаза Симеона, - усмехнулся я, - лишь бы прочь из этого проклятого города. Да, и не забудьте вывести меня к ближайшей троллейбусной остановке!
Оба спутника недоуменно-вопросительно посмотрели в мою сторону, но ничего не сказали. Мы поднялись из-за стола и зашагали по пыльной дороге, отливающей легким желтым песком, словно в Изумрудный город, навстречу свету и радости.
Я вздохнул спокойней, когда мрачные стены города растаяли в туманной дымке.
- Через пару часов мы достигнем полуразвалившейся фермы, где сможем остановиться на ночь, - с видом гида просвещал нас Симеон, - лучшей ночевки мы не найдем, а в лесу полно волков.
- Ферма, так ферма, - безразлично ответил я, - все же лучше, чем на перепутье у семи ветров, каждый из которых норовит утащить последние, жалкие остатки тепла.
Вскоре у опушки леса замаячили очертания заброшенного сарая.
- Ну вот, кажись и пришли, - с непонятным напряжением в голосе проговорил Симеон.
Симон промолчал, лишь его светлые очи вдруг наполнились тихим, лучистым светом. Одновременно Мытарь перехватил мрачный взор Симеона.
Итак, в нашей компании определенно нет мира. В душе поднялась хлипкая волна страха, но воля приглушила его, отбрасывая все сомнения и неуверенность.
Мы устроились внутри деревянного сарая, уютно расположившись среди охапок мягкого душистого сена. Но сон не шел в мой воспаленный рассудок. Кто они, мои спутники? Почему без разговоров и сомнений вчерашние незнакомцы последовали за мной. Из-за чего они с первого взгляда не поладили друг с другом? Сплошной мрак, а где тайна - там дьявол. Я даже не знаю, где нахожусь. Но в этом-то сам виноват.
Вдруг меня кто-то потрепал за плечо. Очнувшись от тревожного забытья, я увидел Симеона.
- Слушай, Алексей, - прошептал он, - тебе не кажется подозрительным наш товарищ? Как-то он быстро втерся в нашу компанию. А вдруг это разбойник, намеревающийся завладеть нашими ценностями?
- Брось-ка ты все это, Симеон. У тебя больное воображение, которое надо лечить. Ложись спать, и не грузись, чем попало.
Симеон тяжело вдохнул, лег и укрылся сеном. Мне стало легко и приятно, в мою обитель стучался запоздалый сон. Я задремал.
Мой сон прервался криками отчаянной борьбы. Симеон с Симоном дрались не на шутку. Мытарь повалил соперника и его кинжал неумолимо приближался к горлу Симеона. В моем сознании эхом отозвался захлебывающийся крик Симеона: « Я же говорил, Апекс, что это разбойник и убийца! Помоги же мне!»
Как во сне, я что, было, мочи ударил Мытаря, склонившегося над уже было поверженным противником. Симон грузно упал навзничь, подобно мешку с зерном. В это время Симеон освободился от ослабевших объятий Мытаря и крикнул мне:
- Давай выкинем этого типа в окно! После этого он долго не оклемается!
Мы взяли Симона в охапку и выбросили из окна. Он упал на голову, возможно, сломал себе шею и больше не шевелился. Скорее всего, Мытарь умер, - окно сарая находилось в метрах 15-20 над землей. Схватку борьбы закончил ужас от содеянного.
- Что мы с тобой сотворили, Симеон, ведь мы убили человека, - вскричал я.
Ответом мне был громкий раскатистый смех со-убийцы.
- Мы не убили человека, Алекс, мы повергли с тобой твоего ангела - хранителя, - стонал от смеха Симеон, - ну что, Мытарь, каково себя ощущать падшим ангелом со сломанной шеей?!
И вдруг я понял, что в другом сне Симеон предстал передо мной в обличии козла Мандезского храма. Он был словно соткан из теней. Я бросил в него горсть зерен тлеющего ладана.
Бес - Симеон, скривившись, сказал: «Ничего мы с тобой еще встретимся». То же самое он напомнил мне и в этом сновидении, когда выходил из иномарки дамы в красном, - суккуба игровой цивилизации неопостмодернизма.
И я все понял. Недолго думая, я вытолкнул беснующегося от смеха Симеона в окно, - «прощай падший ангел в квадрате!»
- Ферма, превратись в мою цитадель против добра и зла. Ибо я свой среди чужих и чужой среди своих. Небо закрыто для меня, но пусть будет закрыта и преисподняя.
Стены задрожали и налились камнем. Тяжелый гранитный свод заковал меня в тяжелые доспехи. Окно стало бойницей.
- Да здравствует война всех против всех !
А внизу яростно дрались ангел с бесом. Симеон поразил рапирой Мытаря в самое сердце и грозно направился на штурм моего бастиона.
В моей руке вырос меч. Мы встретились взглядами. Мгновение, и Симеон сделал роковой неудачный выпад. Своей грудью он сам нашел мой выставленный навстречу острый клинок. Лезвие вышло из-под его лопаток. Бес бессильно смеялся и надвигался ко мне, все глубже нанизывая себя на меч, в чудовищной попытке дотянуться до моей шеи. С его пояса скользнул кинжал… в мои руки. Я сжал клинок и титаническим усилием возил лезвие в глаз противника. Симеон взревел последним стоном боли и ненависти и повалился на землю, его породившую.
Я забился в судорожном кашле, у ног лежал клинок, на котором кипела горячая бурная кровь уходящей в небытие жизни.
Моя крепость стала опорным пунктом в сопротивлении высшим и низшим стихиям. Я наслаждался воинственным состоянием сверхчеловека и стоял один, один между небом и землей, утверждающий свою волю и власть. Я написал собственной кровью выстраданный девиз: «Один в поле воин». Я жду своих будущих противников, чтобы забрать их души.
Крича на небеса, я понимал, что это приступ отчаяния оставленного в одиночестве воина. Но мне не нужна была милость, ибо мною руководил Рок.
Воспаленными глазами всматривался я в сумеречную даль. Ночь отдалась во владение зари наступающего нового дня, дня Новой Эпохи. Я знал с решимостью обреченного, что моя цитадель должна умереть этим днем за свое недостойное существование. Но это будет красивая смерть, ради которой стоило жить. А любовь всегда избегала моего страстного дыхания. Так пусть же она достанется другому, более достойному, нежели я.
- Я готов, - услышал я собственный голос, - я готов к Возмездию.
Вдалеке слышался нарастающий гул, словно огромная лавина скатывалась с горы, пожирая все на своем пути. Я смотрел на эти огромные волны разверзшейся стихии, которые захлеснут мою цитадель. Я с упоением ждал. Ждал своего воплощения в миге короткого, молниеносного духовного и физического броска в этот надвигающийся хаос. Ибо был готов к смерти.
Дыхание лавины ощущалось все ближе. Это была волна умирающих и растерявшихся человеческих тел, которых как в круговороте носила бешеная стихия выпущенного на свободу Хаоса.
Первая волна человеческих тел коснулась своим смрадом моей Цитадели.
Вторая обняла ее своим грязным чревом.
Третья захлестнула и своротила ее навеки. Моя Цитадель пала под натиском бешенства и гнева Природы.
…Я барахтался в груде человеческих тел и понял, что все они живы, цепляются друг с другом, чтобы хотя бы на мгновение продлить свое земное существование. Это была жалкая агония человечества: даже здесь нелепо пытались выжить. Растерянность, страх в глазах. Я почувствовал жалость и отвращение к летающим в круговороте человеческим телам и молил Бога поскорее прекратить их страдания.
Среди тех несчастных я увидел темноволосую плачущую девушку. Я ухватил ее за руки и покрепче обнял, чтобы нас случайно не разъединила бушующая человеческая стихия. Я гладил ее длинные волосы, чтобы не видеть наивных, заплаканных глаз.
« Чудо мое, откуда ты здесь в стране горького Хаоса?»
« Я любила и была любима. Возлюбленный мой не увидел моей души, и когда нагая красота моего тела перестала прельщать его, ТЫ позабыл обо мне. Я ушла из жизни.»
- Жизнь - это сон и предчувствие о другом бытие. Держись крепче, мое маленькое чудо. Пока мы вдвоем, - мы не разлучимы.
Слезы высохли, в ее глазах появился серебряный лучик Любви и Надежды. Внезапно она поднялась и воскликнула радостным голосом, в котором еще звучали вчерашние слезы:
- ПОЙДЕМ, ОН ПРОСТИТ, - сказала она, взяв меня за руки. И мы пошли с ней по грудам человеческих тел, замечая перед собой только высокое голубое небо, где нам будут дарованы покой и прощение.
КОНЕЦ.
